Форум Лиги-17

Конкурсант №20

"Не стоит забивать гвозди микроскопом.
(Автор неизвестен).

Персики.
Медовый месяц был в самом разгаре. Jynx сидела в кресле-качалке, а её лапки опирались на земной шар. Она утопала в розовых мечтах и в шелку такого же оттенка. Её занимала мысль о том, что говорят по поводу её свадьбы с Hitmonchan в Селене, в Канто и Западном Джотто. Впрочем, для неё уже это особого значения не имело. От Синнабара, до самых дальних пределов Лиги не нашлось бы столь сильного боевого покемона в боях Опытной группы тренеров, способного выдержать четыре раунда – да что раунда! четыре удара против Легендарной атаки Непреклонного Hitmonchan. И вот уже три недели, как он принадлежит ей; и достаточно прикосновения её мизинца, чтобы заставить покачнуться того, против которого бессильны кулаки прославленных чемпионов арены.
Когда любим мы сами, слово "любовь" – синоним самопожертвования и отречения. Когда любят соседи, живущие за стеной, это слово означает самомнение и нахальство.
Новобрачная скрестила свои ножки в туфельках и задумчиво поглядела на потолок, расписанный множеством Luvdisc-ов.
- Милый, - произнесла она, направляя на него свой влюблённый взгляд. - Милый, я, пожалуй, съела бы персик.
Легендарный Hitmonchan встал, надел пальто и шляпу. Он был серёзен, строен и влюблён.
- Ну что ж, - сказал он так хладнокровно, как будто речь шла всего лишь о предстоящем бое с Величайшим Тренером. - Сейчас пойду принесу.
- Только ты недолго, - сказала новобрачная. - А то я соскучусь без своего гадкого мальчика, И смотри, выбери хороший, спелый.
После длительного прощанья, не менее бурного чем, если бы ему предстояло чреватое опасностями путешествие пешком из Заподного Джотто в Восточное, он вышел на улицу.
Тут он призадумался, и не без оснований, так как дело происходило ранней весной и казалось маловероятным, чтобы где-нибудь в промозглой сырости улиц и в холоде лавок удалось обрести вожделенный дар золотистой зрелости лета.
Дойдя до угла, где помещалась палатка Persian, торгующего фруктами, он остановился и окинул презрительным взглядом горы завернутых в папиросную бумагу апельсинов, глянцевитых, румяных яблок и бледных, истосковавшихся по солнцу бананов.
- Персики есть? - обратился он к Persian лениво вылизывавшему шерсть.
- Нет персиков, господин, - вздохнул Persian не прекращая своего занятия. – Будут разве только через месяц. Сейчас не сезон. Может быть вас заинтересуют свежие апельсины? Интересно?
Легендарный не удостоил его ответом и продолжал поиски... Он направился к своему давнишнему другу и поклоннику, Знаменитому Machamp, содержателю предприятия, которое соединяло в себе дешевый ресторанчик, ночное кафе и кегельбан. Machamp оказался на месте. Он расхаживал по ресторану и наводил порядок.
- Срочное дело, друг, - сказал ему Hitmonchan. - Моей старушке взбрело на ум полакомиться персиком. Так что если у тебя есть хоть один персик, давай его скорей сюда. А если они у тебя водятся во множественном числе, давай несколько - пригодятся.
- Весь мой дом к твоим услугам, - отвечал Machamp. - Но только персиков ты в нем не найдешь. Сейчас не сезон. Даже на площади Голденрода и то, пожалуй, не достать персиков в эту пору года. Жаль мне тебя. Ведь если у женщины на что-нибудь разгорелся аппетит, так ей подавай именно это, а не другое. Да и час поздний, все лучшие магазины уже закрыты. Но, может быть, твоя хозяйка помирится на апельсине? Я как раз получил ящик отборных апельсинов, так что если...
- Нет, Mach, спасибо. По условиям боя требуются персики, без замен, 1 на 1. Пойду искать дальше.
Время близилось к полуночи, когда Hitmonchan вышел на одну из улиц Западного Шаффрана. Большинство магазинов уже закрылось, а в тех, которые еще были открыты, его поднимали на смех, как только он заговаривал о персиках.
Но где-то там, за высокими стенами, сидела его возлюбленная Jynx и доверчиво дожидалась вкусного угощения. Так неужели же победитель турниров в боях с Опытными тренерами не раздобудет ей персика? Неужели он не сумеет сделать всё возможное, чтобы порадовать свою любимую любой ценой?
Впереди показалась освещенная витрина, переливавшаяся всеми красками земного изобилия. Но не успел Hitmonchan заприметить ее, как свет погас. Он помчался во весь дух и настиг продавца SHINE Nidoking в ту минуту, когда тот запирал дверь лавки.
- Персики есть? - спросил он решительно.
- Что вы, сэр! Недели через две-три, не раньше. Сейчас вы их во всем Канто не найдете. Если где-нибудь и есть несколько штук, так только тепличные, и то не берусь сказать, где именно. Разве что в одном из самых дорогих отелей, где тренеры и покемоны не знают, куда девать деньги. А вот, если угодно, могу предложить превосходные апельсины, только сегодня доставлены пароходом из Восточного Джотто.
Дойдя до ближайшего угла, Hitmonchan с минуту постоял в раздумье, потом решительно свернул в темный переулок и направился к дому с зелеными фонарями у крыльца.
- Что, офицер Дженни здесь? - спросил он у дежурного полицейского Growlithe.
Но в это время на крыльцо вышел сам Arcanine офицера Дженни. Его шёрстка полыхала огнём, а на груди висела золотая табличка.
- Здорово, Легендарный! - приветствовал он боевого покемон. - А я думал, вы с Jynx совершаете свадебное путешествие.
- Вчера вернулся. Теперь я вполне оседлый гражданин Канто. Пожалуй, даже займусь муниципальной деятельностью. Скажи-ка мне, Arcanine, хотели бы ваши ребята сегодня ночью накрыть заведение Именного Hitmonlee?
- Хватился! - сказал Arcanine, облизывая усы. – Hitmonlee прихлопнули еще два месяца назад, после победы над армией Mewtwo.
- Правильно, - согласился Hitmonchan. - Два месяца назад команда Thierry Henry выкурила его из Восточного Шаффрана. А теперь он обосновался в вашем округе, в Западном Шаффране, и игра у него идет крупней, чем когда-либо. У меня с Именным Hitmonlee свои счеты. Хочешь, проведу твоих ребят к нему?
- В моем округе? - зарычал Arcanine. - Ты в этом уверен, Легендарный? Если так, то сочту за большую услугу с твоей стороны. А тебе что, известен пароль? Как мы попадем туда?
- Только взломав дверь, - сказал Hitmonchan. - Ее еще не успели оковать железом. Нам необходимо не меньше десятка Growlithe и пару Machamp-ов покрепче. Нет, мне туда вход закрыт. Hitmonlee пытался меня прикончить. Он думает, что это я выдал его в прошлый раз. Но, между прочим, он ошибается. Однако поторопить, Arcanine. Мне нужно пораньше вернуться домой.
И десяти минут не прошло, как Arcanine и двенадцать его подчиненных, следуя за своим проводником, уже входили в подъезд темного и вполне благопристойного с виду здания, где в дневное время вершили свои дела с десяток солидных клановых магазинов первого дивизиона.
- Третий этаж, в конце коридора, - негромко сказал Hitmonchan.- Я пойду вперед.
Двое дюжих Machamp-ов, вооружённых топорами, встали у двери, которую он им указал.
- Там как будто все тихо, - с сомнением в голосе произнес Arcanine. - Ты уверен, что не ошибся, Легендарный?
- Ломайте дверь, - вместо ответа скомандовал Hitmonchan. - Если я ошибся, я отвечаю.
Топоры с треском врезались в незащищенную дверь. Через проломы хлынул яркий свет. Дверь рухнула, и участники облавы наготове, ворвались в помещение.
Просторная зала была обставлена с крикливой роскошью, отвечавшей вкусам хозяина, уроженца Западного Джотто. В центре залы шла борьба на подпольно арене, в которой мерялись силами начинающие, но сильные команды, а тренеры и покемоны ставили деньги на тотализаторе. С полсотни завсегдатаев, находившихся здесь, бросились к выходу, желая любой ценой ускользнуть из рук полиции. Заработали атаки Flamethrower, Helping Hand и Extremespeed. Однако как ни быстра была полиция, большинству игроков удалось уйти.
Случилось так, что в эту ночь Именной Hitmonlee удостоил подпольную арену Канто своим личным присутствием. Он и кинулся первым на непрошенных гостей, рассчитывая, что численный перевес позволит сразу смять участников облавы. Но с той минуты, как он увидел, что среди них есть Легендарный Hitmonchan, он уже не думал больше, ни о ком и, ни о чем. Большой и грузный, как настоящий тяжеловес, он с восторгом навалился на своего более хрупкого врага, и они оба, сцепившись, покатились по лестнице вниз. Только на площадке второго этажа, когда они, наконец, расцепились и встали на ноги, Hitmonchan смог пустить в ход свое профессиональное мастерство, остававшееся без применения, пока его стискивал в яростном объятии любитель сильных ощущений, которому грозила потеря имущества стоимостью в двадцать миллионов кредиток.
Посыпались удары Hi Jump Kick и Earthquake, но Hitmonchan ответил ему несколькими атаками Counter и, наконец, добил своего противника уверенной приоритетной Mach Punch. Уложив своего противника, он бросился наверх и, пробежав через арену, очутился в комнате поменьше, отделенную от неё аркой.
Здесь стоял длинный стол, уставленный ценным фарфором и серебром и ломившийся от дорогих и изысканных яств, к которым, как принято считать, питают пристрастие азартные игроки. В убранстве стола тоже сказывался широкий размах и экзотические вкусы Западного Джотто, являвшегося диктатором моды всех топовых команд и их тренеров.
Из-под свисающей до полу белоснежной скатерти торчала огромная лапа Tangrowth. Hitmonchan ухватился за неё и не без труда извлек из-под стола этого огромного покемона.
- Встань! - скомандовал он. - Ты состоишь при этой кормушке?
- Да, сэр, я состоял. - Неужели нас опять сцапали, сэр?
- Похоже на то. Теперь отвечай: есть у тебя тут персики? Если нет, то, значит, я получил One-Hit KO.
- У меня было три дюжины персиков, сэр, когда начались бои, но боюсь, что тренеры съели все до одного. Может быть, вам угодно скушать хороший, сочный апельсин, сэр?
- Переверни все вверх дном, - строго приказал Hitmonchan, - но чтобы у меня были персики. И пошевеливайся, не то дело кончится плохо. Если еще кто-нибудь сегодня заговорит со мной об апельсинах, я из него дух вышибу.
Тщательный обыск на столе, отягощенном дорогостоящими щедротами Именного Hitmonlee, которому покровительствует сам Mewtwo, помог обнаружить один-единственный персик, лишь по счастливой случайности не съеденный на этом банекете. Hitmonchan тут же положил его в свой карман, и как ни в чём не бывало, пустился со своей добычей в обратный путь. Выйдя на улицу, он даже не взглянул в ту сторону, где Growlithe вталкивали своих пленников в полицейский фургон, и быстро зашагал по направлению к дому.
Легко было теперь у него на душе. Так легко он себя чувствовал только в прежние времена, когда ещё бился на прославленной арене Западного Джотто. Он чувствовал себя как Gallade, настоящий рыцарь мира покемонов. Jynx попросила персик; она была его женой; и вот персик лежит у него в кармане, согретый ладонью, которой он придерживал его из страха, как бы ни выронить и не потерять.
По дороге Малыш зашел в Покецентр и попросил сестру Джой осмотреть его. На вопрос, что с ним произошло, он ответил:
- У меня вышла маленькая размолвка с приятелем, и мне пришлось сосчитать ступени на одном или двух этажах.
Сестра Джой внимательно его осмотрела.
- Ребра все целы, - гласило вынесенное ей заключение. - Но вот здесь имеется кровоподтек, причём весьма серьёзный.
Она дала ему лекарства и наложила бинты.
- Теперь всё в порядке. Ты вылечен и снова готов к бою, - сказала она весьма доброжелательно, несмотря на столь поздний визит.
- Огромное спасибо, - сказал Hitmonchan. - Я обязательно приду снова в гости.
В уютном свете лампы под розовым абажуром сидела новобрачная и ждала. Нет, не перевелись еще чудеса на белом свете. Ведь вот одно лишь словечко о том, что ей чего-то хочется - пусть это будет самый пустяк: цветочек, гранат или - ах да, персик, - и ее супруг отважно пускается в ночь, в широкий мир, который не в силах против него устоять, и ее желание исполняется.
И в самом деле - вот он склонился над ее креслом и вкладывает ей в руку персик.
- Гадкий мальчик! - влюбленно проворковала она. – Разве я просила персик? Я бы гораздо охотнее съела апельсин.
Благословен будь, мир Лиги 17!

Конкурсант №21
Сказка о Зангузе
Он был зангуз. Белый мех покрывал всё его тело, которое заканчивалось пушистым хвостом. На груди мех его имел причудливый зигзагообразный рисунок, подобный молнии, шерсть в месте рисунка имела красный оттенок. Его глаза и кончик беспокойного носа были розовые, а хвост свой он мог распушить, делая его похожим на щётку.
***
Однажды в середине лета ливень вымыл его из норы, в которой он жил со своими отцом и матерью, и унёс барахтающегося и цокающего покемона в придорожную канаву. Зангуз увидел там плывущий комок травы, изо всех сил ухватился за него и наконец потерял сознание. Когда покемон очнулся, он, сильно промокший, лежал на середине садовой дорожки под знойными лучами солнца; над ним стоял маленький мальчик и говорил:
– Мама, гляди, это же зангуз! Я должен стать тренером покемонов, и это будет мой первый покемон!
– Но, – ответила мама мальчика. – У тебя даже нет покеболлов, дорогой! Да и мал ты ещё, чтобы быть тренером!
– Я всё равно не оставлю его тут. – и мальчик поднял ослабевшего покемона на руки. – Мы должны помочь ему!
Они внесли его в дом, завернули в вату и согрели; он открыл глаза и чихнул.
– Теперь, – сказал высокий человек (это был папа мальчика), – не пугайте его и посмотрим, что он станет делать.
Труднее всего в мире испугать зангуза, потому что у этого покемона достаточно воинственный и смелый нрав, а этот малыш был истинным зангузом. Но вместе с тем, он проникся доверием и уважением к мальчику, который на руках спас его от холода и сырости. Осмотрев вату, он решил, что она не годится для еды, обежал вокруг стола, почесался и вскочил на плечо мальчика.
– Не бойся, Денни, – сказал мальчику отец. – Так он знакомится с тобой. В своё время я очень увлекался покемонами и вижу, что этот зангуз доверяет тебе.
– Папа, я хочу, чтобы зангуз стал моим первым покемоном, когда буду тренером! – Выпалил Денни. – Я назову его Риччи!
Новоявленный Риччи тем временем заглянул в пространство между воротником Денни и его шеей, понюхал его ухо, затем попытался залезть на голову, но так, как на волосах сидеть было совсем не удобно, то он наконец, сполз на пол, сел и почесал себе нос.
– Я думаю, он такой ручной, – сказала мать Денни, – потому что мы были добры к нему.
– Если Денни не станет дёргать его за хвост, – ответил ей муж. – не посадит в клетку, и будет добр с ним, то я думаю, что зангуз и сам будет рад остаться с тобой, Денни. Покормим его чем-нибудь.
Поев, зангуз выбежал на веранду, сел на солнце и поднял свою шерсть, чтобы высушить её до самых корней. И почувствовал себя лучше.
– В этом доме я скоро узнаю гораздо больше, – сказал он себе, – чем все мои родные могли бы узнать за целую жизнь. Конечно, я останусь здесь и всё осмотрю.
Он целый день бегал по дому, обнюхивал, осматривал и изучал. Когда наступил вечер, зангуз забежал в детскую и только Денни лёг в постель, Риччи влез за ним. Он оказался беспокойным товарищем: ежеминутно вскакивал, прислушивался к каждому шороху и отправлялся узнать, в чём дело. Отец и мать Денни пришли в детскую посмотреть на своего мальчика; Риччи не спал; он сидел на подушке.
– Это мне не нравится, – сказала мать мальчика, – а вдруг он укусит или поцарапает Денни?
– Зангуз не сделает ничего подобного, – возразил её муж. – Возле этого покемона Денни в большей безопасности, чем был бы под охраной Арканайна!
***
Рано утром Риччи явился на веранду к первому завтраку, сидя на плече Денни. За завтраком он посидел поочерёдно на коленях у каждого, потому что он был хорошо воспитанный зангуз и хотел выразить им своё почтение. А после завтрака Риччи вышел в сад, чтобы хорошенько осмотреть его. Это был большой сад, с кустами роз, с лимонными и апельсинными деревьями, с зарослями бамбука и чащами густой, высокой травы.
– Какой превосходный участок для охоты, – сказал он; от удовольствия его хвост распушился, как щётка, и он стал шнырять взад и вперёд по саду, нюхая там и сям, и, наконец, среди ветвей терновника услышал очень печальные голоса.
Там сидела пара старли, покемонов-птиц, Шон и его жена. В этих ветвях они устроили прекрасное гнездо. Гнездо покачивалось; старли сидели на его краю и плакали.
– В чём дело? – спросил Риччи.
– Мы очень несчастны, – скрипучим голосом ответил Шон. – Вчера из нашего гнезда Сар похитил яйцо и утащил его. А мы так ждали малыша!
– Гм, – сказал Риччи, – это очень печально, но я здесь недавно. Кто это Сар?
Шон и его жена вместо ответа притаились в своём гнезде, потому что из-под куста донеслось тихое шипение – ужасный холодный звук, который заставил Риччи отскочить назад. И вот из травы показалась голова, а потом и раздутая шея Сара, большого чёрного эрбока. Когда Сар поднял треть своего тела, он остановился, покачиваясь взад и вперёд, и посмотрел на Риччи холодными змеиными глазами, никогда не изменяющими выражения, о чём бы ни думал эрбок.
– Кто Сар? – сказал он. – Я – Сар! Смотри и бойся!
Сар ещё больше раздул свою шею, и Риччи увидел на ней знак, который так походил на гигантские красно-жёлтые глаза. На секунду он испугался; но зангуз, как учил его отец, не может бояться долго; кроме того, хотя Риччи никогда прежде не видел эрбока, он отлично знал, что жизненная задача взрослого зангуза – сражаться с ними. И хотя он был ещё совсем маленьким, но отступать не собирался. Сар тоже знал это, и в глубине его души шевелился страх.
– Всё равно, – сказал Риччи, и шерсть его хвоста начала подниматься, – есть на тебе знаки или нет, ты не имеешь права красть яйца из гнёзда.
Сар думал; в то же время он наблюдал за лёгким движением в траве позади Риччи. Он знал, что раз в саду поселился зангуз, то рано или поздно он вырастет и окрепнет и Сару и его семье, придётся бежать. Поэтому ему хотелось запугать Риччи да так, чтобы тот навсегда боялся зайти на территорию эрбоков. И для этого сейчас ему надо было отвлечь зангуза. Он немного опустил голову и наклонил её на одну сторону.
– Поговорим, – прошипел Сар, – ты же сам охотник? Так почему ты защищаешь тех, кто стал моей добычей?
– Позади тебя! Оглянись! – раздался сверху выкрик Шона.
Риччи не не мог тратить время, смотря по сторонам. Поэтому он внезапно ускорился. Эту способность они не так давно разучили с отцом, тот называл её "быстрая атака". Зангуз на невидимой для глаза скорости сорвался с места, и как раз там, где он только что был со свистом промелькнула голова Шер, жены Сара. Пока он разговаривал с Саром, та подкрадывалась к нему сзади, чтобы нанести удар. А теперь, когда её удар пропал даром, Риччи услышал злое шипение. Закончив манёвр зангуз сам совершил нападение на спину эрбока сильным толчком, которым завершалась "быстрая атака". Будь Риччи опытным зангузом, он знал бы наверняка ещё пару полезных атак, которых боятся противники, но он был мал, а вот эрбок, с которым ему пришлось встретиться, уже наверняка была опытной. Поэтому Риччи добавил атаку когтями, которую знает каждый самый маленький зангуз, и отскочил от её хлеставшего хвоста, бросив раненую и рассерженную Шер.
– Злой, злой Шон, – сказал Сар, поднимаясь насколько мог по направлению к гнезду на кусте терновника. Риччи собрался защищать маленьких старли, хотя и сам был не намного больше их. Он встал на задние лапы, приготовившись к новой атаке, поднял дыбом шерсть, чтобы выглядеть максимально угрожающе и зацокал от бешенства. Сар и Шер, для которых появление зангуза в саду, который они считали своим, стало неожиданностью, поэтому на сегодня они решили отступить и исчезли в траве.
Риччи знал, что он молодой зангуз, а потому тем сильнее радовался при мысли о своём спасении от удара, направленного сзади. Довольный собой он вернулся к дому. Всё случившееся внушило ему самоуверенность, и когда на дорожке показался бегущий Денни, Риччи был не прочь, чтобы он его приласкал.
Денни в этот день уже закончил со своими делами, и решил отправиться на прогулку. И конечно же он взял с собой своего нового и первого покемона. Денни и Риччи отправились за дом, куда обычно родители очень не рекомендуют ходить Денни, потому что там располагались густые заросли, в которых не редко селились бидриллы, а также там было полно больших кактусов, которые тоже были не самыми приятными растениями при столкновении с ними. Но теперь, когда у Денни был верный защитник (а после папиных слов он считал, что это именно так), то он решил отправиться именно туда, куда до этого ещё не ходил. Потому что все мальчишки очень любопытны.
Прогулка их затянулась не очень сильно. Вскоре Денни понял, что интересного там ничего нет. А иногда доносящийся сверху гул, который издавали пролетающие бидриллы его всё-таки пугал, да и Риччи недовольно поглядывал вверх. Поэтому они отправились домой. Но как раз в ту минуту, когда им осталось преодолеть последний овраг, что-то зашевелилось в тени деревьев, и Риччи услышал сиплый голос:
– Осторожнее.
Это была какнея, зелёный покемон-кактус, которая любит жить в густых зарослях. Но покемон этот отнюдь не доброжелательный, а для детей может быть и опасен.
Шерсть Риччи снова поднялась дыбом и он поднялся на задние лапы. Какнея, которая посчитала, что её границы были нарушены, наступала. Зангуз, не смотря на угрожающий вид, не мог решиться как атаковать, но тут вступил Денни:
– Риччи, атакуй когтями!
Услышав команду, зангуз бросился в бой и провёл весьма успешную как ему показалось атаку. Но какнея не промешкала и ответила увесистым тумаком. Риччи отлетел назад, но тут же снова бросился в атаку. Несколько раз Денни выкрикивал, что надо делать, Риччи усердно выполнял команды, но каждый раз получал сильные оплеухи от какнеи. Он понял, что ещё немного, и силы покинут его. Собравшись для удара, зангуз вновь пошёл вперёд, чтобы провести атаку когтями. Набрав скорость он обежал какнею и пока она медлительно оборачивалась он напрыгнул сверху и произвёл из этого положения удар, которого раньше никогда не получалось. Удар получился рассекающим, из разряда тех, которыми часто покемоны-жуки поражают своих противников. И это дало эффект; какнея завизжала и отступила. Судя по всему такой удар оказался для неё очень опасен. Это заметил и Денни:
– Риччи, повтори рассекающий удар! – выкрикнул он.
И зангуз снова провёл эту атаку. Какнея не выдержала и с громким треском бросилась в заросли на утёк. А в это время возле дома показались отец и мать Денни, которые услышали выкрики сына.
Денни повернулся к дому и закричал:
– О, смотрите! Мой зангуз победил какнею!
А Ричи отошёл, чтобы выкупаться в пыли под кустами клещевины и уложить на место так и стоящую дыбом шерсть.
Мать Денни подняла зангуза из пыли и приласкала его, говоря, что он спас от неприятностей её сына; отец Денни заметил, что зангуз – весьма сильный, а сам Денни смотрел на него широко открытыми восхищёнными глазами. Эта суета забавляла Риччи, ему было весело.
В этот вечер за ужином зангуз расхаживал взад и вперёд по столу. Ему было очень приятно, когда мать Денни гладила и ласкала его, хотя ему нравилось сидеть на плече самого Денни. Все восхищались им, говорили много приятных слов, и расхваливали какой он сильный. Для пущего эффекта, Риччи время от времени поднимался на задние лапы, показывал когти и угрожающе пушил хвост цокая: Зан! Зан-зан!
***
Денни отнёс его к себе в постель уложил рядом с собой. Но едва Денни заснул, зангуз соскочил на пол, отправился осматривать дом и в темноте натолкнулся на Полярку, рэтикейта, которая кралась по стене. Полярка – небольшой покемон с разбитым сердцем. Целую ночь она хныкает и пищит, стараясь заставить себя выбежать на середину комнаты, но никогда не решается на это.
– Не нападай на меня, – чуть не плача, попросила Полярка. – Не нападай на меня, Риччи!
– Разве ты думаешь, что победитель эрбока нападает на рэтикейта? – презрительно сказал Риччи.
– О, я знаю, что ты воюешь с эрбоками, но меня и моих родственников все вокруг так сильно не любят. К тому же, разве я могу быть уверена, – ещё печальнее произнесла Полярка, – что когда-нибудь в тёмную ночь Сар не примет меня за тебя?
– Этого нечего бояться, – ответил Риччи, – кроме того, Сар в саду, а ты, я вижу, не выходишь туда.
– Моя родственница Синнька, раттата, сказала мне… – начала Полярка и замолчала.
– Что сказала?
– Тсс! Сар повсюду, Риччи.
– Ты должна сказать мне всё. Скорее, Полярка, не то я тебя укушу!
Полярка села и заплакала; слёзы покатились по её усам.
– Я несчастна, – прорыдала она. – У меня нет мужества выбежать на середину комнаты. Тсс! Я не должна ничего тебе говорить. Разве ты сам не слышишь, Риччи?
Риччи прислушался. В доме было тихо-тихо, однако ему казалось, что он может уловить невероятно слабый «скрип-скрип» – сухой скрип змеиной чешуи по кирпичам.
– Это Сар или Шер, – мысленно сказал себе Риччи, – и эрбок ползёт в сточный жёлоб ванной комнаты.
Он тихо вошёл в ванную комнату. Здесь в гладкой оштукатуренной стене, внизу, был вынут кирпич для стока воды, и когда Риччи крался мимо ванны, он услышал, что за стеной, снаружи, Сар и Шер шепчутся при свете месяца.
– Когда дом опустеет, – сказала мужу Шер, – ему придётся уйти, и тогда мы снова всецело завладеем садом. Тихонько вползи и помни: прежде всего нужно запугать большого человека. Потом вернись, расскажи мне всё, и мы вместе поохотимся на Риччи.
– А уверена ли ты, что мы достигнем чего-нибудь, напугав и прогнав людей? – спросил Сар.
– Разве в саду были зангузы, когда никто не жил в доме? Пока дом пуст, мы в саду король и королева; и помни, едва на грядке с дынями лопнет яйцо (а это может случиться завтра), нашему малышу понадобится спокойствие и простор.
– Я не подумал об этом, – сказал Сар. – Хорошо, я вползу нападу на большого человека, а также его жену и ребёнка, если это будет возможно, и постараюсь запугать их так, чтобы они поскорее сбежали отсюда. Но нам незачем преследовать Риччи. Дом опустеет, и он уйдёт сам.
Риччи весь дрожал от ярости, но вот из жёлоба показалась голова Сара, а потом и три метра его холодного тела. Как ни был рассержен Риччи, но увидав размер громадной кобры, он почувствовал страх. Сар свернулся, поднял свою голову и посмотрел в тёмную ванную комнату; Риччи заметил, что его глаза блестят.
– Если я нападу на него здесь, это узнает Шер, кроме того, если я буду биться с ним посреди пола, вся выгода окажется на его стороне. Что мне делать? – подумал Риччи.
– Вот что, – сказал Сар, – большой человек утром придёт купаться. Я дождусь его здесь. Шер, ты слышишь? Я до утра буду ждать здесь, в холодке.
Снаружи не послышалось ответа, и Риччи понял, что Шер уползла. Сар поднял своё тело и вполз в ванну, а Риччи сидел тихо. Прошёл час; зангуз медленно, напрягая одну мышцу за другой, двинулся к ванне. Сар спал, и глядя на его широкую спину, Риччи спрашивал себя, в каком месте лучше всего схватить эрбока. «Главное атаковать его со спины и не дать обернуться, – подумал Риччи, – ведь у эрбока, как учила мама, есть парализующий взгляд!»
Он прыгнул. Голова эрбока лежала на краю ванны и именно на неё Риччи и приземлился. И сразу пустил в ход свои когти. Но Сар тотчас же встрепенулся поднял голову и принялся трясти ею, чтобы скинуть с себя напавшего. Зангуз помнил, что не сможет тягаться в равном бою со столь сильным соперником потому, лишь крепче вцепился в голову эрбока. Сар таскал его взад и вперёд по полу, вскидывал, опускал, размахивал им, но глаза зангуза горели огнём и он не ослаблял свою хватку. Эрбок волочил его по полу; жестяной ковшик, мыльница, щётки, всё разлетелось в разные стороны. Риччи ударился о стенку ванны и голова у него закружилась. На секунду он потерял контроль и тут же Сар с силой мотнув головой сбросил с себя Риччи. Зангуз взлетел под самый потолок, извернулся, пытаясь найти равновесие. И тут ему вспомнился сегодняшний поход в заросли и бой с какнеей. Он взмахнул когтями и полетел вниз, прямо на эрбока. Мощнейший рассекающий удар прошёл вдоль всего вытянувшегося и готового к атаке тела Сара. Эрбок на секунду замер, в глазах его поплыли разноцветные круги. А после он покачнулся и упал на пол ванной комнаты. Это была победа.
Вдруг дверь ванной распахнулась и загорелся свет. Шум разбудил большого человека, и он прибежал посмотреть, что происходит. Риччи на всякий случай не сводил глаз с лежащего эрбока; так как он был ещё мал, то он был не вполне уверен, достаточно ли этого для победы. Большой человек сказал:
– Это опять зангуз, Элис; малыш спас теперь нас всех.
Пришла мать Денни совсем бледная, посмотрела и увидела поверженного Сара. Между тем Риччи проковылял в спальню Денни и половину оставшейся ночи тихонько обследовал себя, чтобы узнать, цел ли он сам, после такого сложного поединка.
Утром он чувствовал утомление во всём теле, но был очень доволен тем, что ему удалось совершить.
– Теперь мне следует разделаться с Шер, хотя она будет опаснее пяти Саров; кроме того, никто не знает, когда вылупится яйцо, о котором она упоминала. Да, да, я должен поговорить с Шоном, – сказал себе зангуз.
Не дожидаясь завтрака, Риччи побежал к терновому кусту, где Шон во весь голос распевал торжествующую песню. Известие о поражении Сара разошлось по саду, потому что старли видели как большой человек вынес поверженного эрбока, загрузил в автомобиль и куда то увёз, а после вернулся уже без него.
– Ах ты, глупый пучок перьев! – сердито сказал Риччи. – Время ли теперь петь?
– Сар повержен! Сар повержен! – пел Шон. – Абсолютно обезврежен! Храбрый Риччи раскачавшись, лихо взмыл под потолок и оттуда вниз промчавшись, злого эрбока рассёк! Получил ты на орехи, вредный Сар, в конце концов! Больше никогда не будешь воровать моих птенцов.
– Всё это верно, но где Шер? – внимательно осматриваясь, спросил Риччи.
– Шер приблизилась к отводному жёлобу ванной комнаты и звала Сара, – ответил Шон. – Но Сар навсегда уехал отсюда. Воспоём же великого Риччи!
Горлышко Шона надулось, и он продолжал петь.
– Ты не умеешь ничего делать в своё время. – сказал Риччи. – Здесь, внизу, у меня идёт война. Погоди петь минуту, Шон.
– Ради великого, ради прекрасного Риччи я замолчу, – сказал Шон. – Что тебе угодно, о победитель страшного Сара?
– Где Шер, в третий раз спрашиваю тебя?
– На ближайшем к ограде конце дынной гряды; там, куда почти целый день светит солнце. Несколько недель тому назад она зарыла яйцо в этом месте.
– Шон, лети туда, вымани её и пусть Шер гонится за тобой вплоть до этого куста. Я должен пройти к дынной гряде, но если я побегу туда теперь, она заметит меня.
Шон был маленьким созданием со своим восприятием окружающей действительности; только потому, что дети Шер рождались в яйцах, как его собственные, ему показалось, что красть их нечестно. Зато его жена была благоразумной старли и знала, что яйцо эрбока предвещает появление молодого эканса. Итак, она вылетела из гнёзда, предоставив Шону согревать птенцов и продолжать воспевать поражение Сара.
Старли стала перепархивать перед Шер, крича:
– Ах, моё крыло! Моё крыло! – И она запорхала ещё отчаяннее прежнего.
Шер подняла голову и прошипела:
– Вы предупредила Риччи, когда я могла одолеть его. – И, скользя по слою пыли, кобра двинулась к жене Шона, – Ох и напрасно! Посмотри на меня.
Но жена Шона отлично знала, что «этого» делать не нужно, потому что, знала про «парализующий взгляд», после которого теряешь способность двигаться. С грустным писком старли продолжала трепетать крыльями и убегать, не поднимаясь от земли. Шера поползла быстрее.
Риччи услышал, что они двигаются по дорожке и помчался к ближайшему от ограды концу дынной гряды. Там очень хитро скрытое между дынями, лежало яйцо.
Вдруг до него долетел крик жены Шона!
– Риччи, я увела Шер к дому, она вползла на веранду… О, скорее!
Риччи, захватив яйцо, побежал к веранде, очень быстро перебирая ногами. Там за ранним завтраком сидели Денни, его отец и мать, но Риччи сразу увидел, что они ничего не едят. Они не двигались и сидели как каменные. Возле стула Денни, лежала свернувшаяся Шер, её голова была поднята, а из глаз она испускала странные, едва заметные световые волны, сковавшие всех троих.
Риччи поднялся на веранду:
– Повернись, Шер, повернись и посмотри на твоё яйцо, – сказал Риччи.
Шер сделала пол-оборота и увидела своё яйцо на веранде.
– Аа-х! Отдай мне его! – сказала она.
Шер повернулась совсем; она всё забыла ради своего единственного яйца, и Риччи увидел, что отец Денни начал приходить в себя, как только воздействие эрбока спало.
Шер поняла, что она потеряла контроль! К тому же её яйцо лежало между лапками зангуза.
– Отдай мне яйцо, Риччи, отдай, и я уйду отсюда и никогда не вернусь, – сказала она, и её шея сузилась.
– Ты уйдёшь, исчезнешь и никогда не вернёшься! Потому что я не дам тут покоя ни тебе, ни твоим детям. – сурово и настойчиво потребовал Риччи.
Зангуз отошёл от яйца. Оно всё ещё лежало на веранде, и эрбок, схватив своё яйцо в рот, повернулась к лестнице, спустилась с веранды и, как стрела, полетела по дорожке; Риччи помчался за ней. Он знал, что он должен проследить, чтобы ей не вздумалось обмануть его. Мчась вслед за нею, Риччи услышал, что Шон всё ещё распевает свою глупую триумфальную песенку. Жена Шона была умнее своего мужа. Когда Шера проносилась мимо её гнёзда, она вылетела из него и захлопала крыльями над головой эрбока, старясь ещё больше нагнать страху.
Добравшись до края сада, эрбок на минуту остановилась, и обернулась.
– Уходи, – вслед ей сказал Риччи. Я пощадил тебя и твоё яйцо. Помни это. И никогда больше не возвращайся.
Шер только кивнула, а затем сузила шею и скользнула дальше. Риччи был уверен в своей победе, потому как и он и Шер знали, что если она и надумает вернуться, то к тому времени он станет только сильнее, а значит ничего хорошего её тут не ждёт.
После этого Риччи вновь проследовал к дынной гряде и проскользнул в обнаруженную им ранее нору, составлявшую эрбокам их жилище. В норе было темно, и Риччи не знал как устроено жилище. Но он имел цель и очень хотел добиться результата.
Сидящие на ветвях старли с любопытством наблюдали за норой, в которую ушёл зангуз. Спустя достаточно большой промежуток времени, трава близ входа в нору снова зашевелилась и показался весь покрытый грязью Риччи, он вышел из норы, почесался, а затем вынул оттуда похищенное маленькое яйцо старли. Шон замолчал с лёгким восклицанием. Риччи стряхнул со своей шёрстки часть пыли и чихнул.
– Всё кончено, – сказал он. – Эрбоки никогда больше не вернутся сюда. А это то, что они украли у вас.
Затем Риччи свернулся в траве и заснул. Он спал до конца дня; в этот день зангуз хорошо поработал.
– Теперь, – проснувшись проговорил покемон, – я вернусь в дом; ты, Шон, скажи о случившемся чатоту, он же по всему саду разгласит о бегстве эрбоков.
Чатот – покемон, у которого очень развиты голосовые связки, способный подражать любым звукам, и его пение могут услышать далеко вокруг. Когда Риччи двинулся по дорожке, он услышал этот крик, обозначающий, и напоминающий звон крошечного обеденного гонга. После этого раздалось: «Динг-донг-ток! Эрбоки сбежали! Донг! Эрбоки сбежали! Динг-донг-ток». И вот все покемоны в саду весело запели.
Когда Риччи подошёл к дому, к нему навстречу вышли Денни, мать Денни (она всё ещё была бледна, так как только что оправилась от наложенного Шерой «паралича») и отец Денни; они не могли нарадоваться зангузу. Вечером он ел всё, что ему давали, пока мог есть, и улёгся спать на плече Денни; когда же мать мальчика поздно ночью пришла взглянуть на своего сына, она увидела Риччи.
– Он спас нас и спас Денни, – сказала она своему мужу. – Только подумай; очень скоро наш сын подрастёт и отправится в собственное приключение о котором так давно мечтает. Но теперь я буду спокойна, зная, что возле него есть такой сильный защитник!
Риччи внезапно проснулся: зангузы спят очень чутким сном.
– О, это вы, – сказал он. – Чего вы хлопочете? Все эрбоки же ушли; а если бы и не так, я здесь.
Риччи мог гордиться; однако он не слишком возгордился и охранял сад, как и подобало зангузу, и ни одна кобра не решалась больше показываться за садовой оградой.
***

От автора: Все имена и персонажи рассказа, созданного для конкурса 6.2 "Внеклассное чтение" проводимого в рамках проекта league17.ru являются вымышленными. Любые совпадения с реально существующими людьми являются случайностью.

Конкурсант №22
Ромео и Джульетта (Версия L 1.7)

Два клана, чьи названья знают все
В Лиге 17, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои в игре
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят члены этих кланов,
Но им судьба подстраивает козни,
И вечныйбан обоих тренеров
Кладет конец, непримиримой розни.
Их жизнь, и страсть, и смерти торжество,
И поздний мир родни на их могиле
На два часа составят существо
Разыгрываемой пред вами были.
Помилостивей к слабостям пера:
Грехи поэта выправит игра.


История моя берет начало с ссоры
Двух нубов, что в тех кланах состоят
Затем в клан-вар вступают главы
Те, о которых люди говорят,

Что, если кто из них возьмет почетный кубок,
Второй не остается в стороне,
Он рядом будет, словно не погашенный окурок
Лежащий, тлеющий от злости на земле

В обоих кланах покетренера
Всегда испытывали ненависть друг другу
Но все же промелькнула как-то раз искра
И друг нашел себе подругу

Все началось в очередном межклановом бою,
После того как вспыхнула очередная ссора
Обе семьи в седьмом-восьмом поту
Стараются все сделать, что бы избежать позора

И в том бою столкнувшись лоб ко лбу
И встретились герои нашей были,
Не слушая безумную толпу,
Орущую убить друг друга, не спешили

Они болтали личной перепиской
Никто о дружбе их не знал
Возник роман, записка за запиской
и день за днем он все крепчал

Как рассказать «семье» о дружбе,
С тем кто для всех считается врагом
Ей так хотелось поделиться,
Но не могла она, не мог и он

Настал тот день, тот час, минута
Она сдержаться не смогла
О чувствах рассказав подруге
Разбиться чувствам помогла

Подруга разузнав про них
Все рассказала членам клана
И та «семья» после всего
Безжалостно ее изгнала

Она не справившись с таким ударом
Ушла из лиги навсегда
Она его любила сильно,
Но попрощаться не смогла

Узнав об этом, чувствуя вину
Все взвесив, поразмыслив
Покинул парень тот свою семью
Он без нее не видел в лиге смысла

Их кланы, осознав ошибку
Сплотились чтобы их вернуть
Но было уже слишком поздно
За ними в бездну не нырнуть

Закончилась любви история
Потеряна меж ними связь
Но помнит лига об их чувствах
Огонь влюбленных так и не погас…

Конкурсант №23
Домино

I
В те моменты, когда в душу лезла беспроглядная тоска, а сердце расцарапывало до тягостной, жгучей боли одиночество, он пытался сложить в памяти мозаику из осколков смутных воспоминаний далёкого детства, былого времени, когда он любил, был любимым и счастливым по-настоящему.
Всё началось в самом начале весны. Родители Домино тщательно готовились к появлению детей на свет. Иви всегда отличались щепетильностью в своём отношении к воспитанию потомства, поэтому они без устали несколько дней рыли огромную, но при этом аккуратную нору с продуманной планировкой: три просторных "комнаты", извилистый коридор, защищавший от крупных и опасных покемонов. Место было выбрано идеально, в самом центре лабиринта пышных зарослей, скрывающих логово от глаз недобрых посетителей. Мама-лиса дневала и ночевала, пригревая и охраняя хрупкие яйца, которые, казалось, уже вот-вот треснут, и жизнь вырвется наружу. В один ясный день, утром, Домино вылупился, почти одновременно со своими двумя братьями и сестрой. Вокруг было темно, но тепло и уютно. Тогда он почти ничего не видел, глаза лишь привыкали, но он чувствовал заботливые материнские прикосновения и понимал, что он в безопасности. Первые недели были наполнены лаской, опекой, нежностью. Прозорливый отец каждый день по нескольку раз в день бегал искать пропитание семейству, а мать днём выходила с выводком на прогулку, обучала всему, что умела сама, а вечером, они забирались в своё убежище, ждали отца и беззащитные пушистики засыпали под рассказы матери о природе, о мире покемонов, об их великом роде иви, и самое главное – о людях.
Однако, счастливая пора продолжалась недолго… Однажды, еле приметный вход в нору обнаружили мальчики, слонявшиеся по городским окрестностям. Провалив всту-пительные экзамены в академию покемонов, Джей, Карлос и Майди целыми днями шлялись по горам, лесам, переулкам, подворотням в поисках приключений.
- Эй Джей! Что это за дыра?
- Хм. Трава вокруг слегка помята. Ещё вон там две узкие свежевытоптанные тропинки.
Майди присел, нагнул голову к самой земле и попытался заглянуть глубже, безуспешно надеясь разглядеть что-нибудь или услышать неосторожный звук.
- Неужели ты думаешь, что они такие глупые и сами сейчас к тебе полезут?
- Ребят, а меня есть динамит. Мне его дал Анки за то, что я напоил соседского спироу вином, он потом весь день чирикал как сумасшедший, даже летать ровно не мог, сту-кался обо всё подряд, пока не разбился об кирпичную стену.
- Ха. Ну ты, блин, герой. Ладно давай сюда свою бомбочку.
Услышав голоса людей, иви сразу же забились как можно глубже, родители стара-лись закрыть малышей. Прогремел взрыв. Отца засыпало землёй, мать серьёзно обожглась, шерсть обгорела, тело местами обуглилось, а в живот вонзилась огромная щепка. Собрав последние силы, она повела детей по подземным ходам и им удалось ускользнуть через предусмотрительно сделанный запасной выход. Целую вечность бежали они по бесчисленным тропам среди тёмных и жутких фигур зловещих деревьев пока лисица, не упала на землю, обессилевшая и смертельно истощённая. Она приоткрыла веко, чтобы последний раз посмотреть на своих любимых воспитанников. Домино до сих пор помнит этот взгляд: большие стеклянные глаза, из которых улетучивалась жизнь, смотрели на него и говорили: "Будь сильным. Держись". Больше она не двигалась.
Проведя ночь в попытках разбудить маму, к утру уставшие комочки шерсти прижа-лись к телу их хранителя и заснули тревожным сном. Проснувшись, они с горечью осознали, что даже чистые детские слёзы не способны совершить чудо. Немного придя в себя, к вечеру они разбрелись в разные стороны. У каждого началась своя новая жизнь. Вот так Домино потерял родителей и расстался с братьями и сестрой.
II
В эти самые моменты, когда Домино лежал под старинным дубом на небольшом хол-ме посреди родного леса, к которому он привязался за свой год жизни так, что он вре-менами казался ему родным, когда душу одолевали призраки прошлого, когда перед глазами снова и снова разыгрывалась эта трагедия, когда он видел перед собой эти пронзительные очи матери и, казалось, слышал, сквозь время её голос, он собирал всё самое светлое и хорошее, чтобы защититься от оживших в памяти кошмаров: лис вспоминал то, как он встретил её.
Не торопясь он прогуливался по знакомым путям, вдыхая аромат лёгкой и приятной сырости. Лисёнок время от времени натыкался на кусты с дикими ягодами, срывал, пережёвывал своими маленькими зубками, при этом закрывая глаза и улыбаясь каждой такой простой радости. Ему некуда было спешить, ведь он был совершенно один.
Пробираясь среди высоких, как ему казалось, растений, привычной дорогой к его любимым зарослям кустарника красной ягоды, Домино услышал тихий плач, доносив-шийся с опушки слева. Кто же это мог быть? Подросток, никогда не слышал, чтобы другие покемоны плакали. Детство наложило определённой отпечаток на Домино, он боялся не только людей, но и других покемонов, поэтому старался избегать любых встреч, а те, с которыми ему приходилось встречаться в лесу, смеялись над ним, прогоняли, забирали еду. Лишь одна старая маркроу Зои относилась к нему хорошо, рассказывала сказки, угощала сладостями, которые доставала в городе.
Любопытство невозможно было удержать, Домино стремительно направился в сто-рону печального звука. Вскоре лисёнок вышел на полянку. Взгляд застыл от удивления: буквально в нескольких метрах от него спиной к нему сидела и хныкала девочка-иви. Раздвигая кусты, протискиваясь лисёнок был очень неосторожен, много шумел, но она даже ничего не заметила и очень увлеченно рыдала, потирая лапками крошечные глазёнки. Домино растерялся: он видел много разных монстров, но иви, тем более девушек, и тем более таких милых и грустных – никогда (кроме своих потерянных родных). Поэтому он даже не знал, что делать.
- Эй. Эй, - едва слышно промолвил наш герой, подойдя как можно ближе и стараясь хрустеть травой как можно заметнее.
Конечно же, Белогрудка его не услышала.
- Привет! ЯДомино! Что случилось? – повысил тон лис, умирая от волнения.
Лисичка слегка удивившись оглянулась назад, и заметила подкравшегося мальчика:
- А ты кто?
- Я иви, я друг, не бойся!
- Точно друг? Ты иви? А почему ты такой бледный? Никогда не видела таких иви…
- Да, просто с рождения у меня такая светлая шерсть. Зато на солнце красиво блестит, видишь? Мама мне рассказывала, чтобы я был осторожен. Серебристая окраска при-влекает людей, они хотят нас поймать.
- Неужели я нашла хоть кого-то похожего на себя! Я чувствую, ты хороший!
Про себя Домино ликовал и был на высоте от такого комплимента, но скромно ответил:
- И иногда могу быть злым. Очень.
Так они и познакомились. До самого вечера они лежали рядом, рассказывая друг другу о своей судьбе. Оказывается, Белогрудка была единственной в семье, маму словили, она хотела отправиться в город людей, найти её, но заблудилась и бродила в дебрях, пока её не нашёл Домино. Скоро разговоры о грустном закончились, и лисята начали хихикать и смеяться. Долго они болтали, солнце уже успело сесть, когда они незаметно, прижавшись друг к другу задремали.
С тех прошло немало времени…
III
Внезапно он проснулся и заскулил, как будто увидел что-то ужасающее. В тесной норке, у него под боком сопели маленькие иви, через круглое отверстие сверху прони-кал тусклый лунный свет. Белогрудки рядом не было, видимо,отправилась за едой. Лиса всегда жалела Домино, который целыми днями рыскал по лесу, чтобы прокормить их всех, поэтому часто, желая облегчить ему жизнь, по ночам, когда все спали, украдкой оставляла убежище и растворялась среди фигур деревьев.
Домино знал, что одному ему пришлось бы очень тяжело: чтобы прокормить такую большую семью, что нужно сменять друг друга. Белогрудка – опытная, хитрая лисица, знает все тайные ходы, умеет избегать нежелательных встреч, а если что – скроется, спрячется, никто её и не отыщет. Но на душе у него было неспокойно, какое-то дурное предчувствие терзало его.
Лис решил оставить спящих детей, выбрался наружу. В небе светила полная луна, это ещё больше усилило волнения иви: при таком освещении всё очень чётко видно, почти как днём, легче попасться на глаза людям и труднее убежать.Метким взглядом, посмотрев на землю, он заметил её следы и пошёл вперед. Так Домино дошёл до конца леса. Дальше располагался пологий склон, ведущий на открытую равнину с извилистыми дорогами среди маленьких деревень, а вдалеке виднелся огромный город, Голденрод.
Всё было тихо и мирно, но острый взгляд Домино обнаружил небольшое облако пыли в ложбине на востоке, вблизи ночных огней людского поселения, которое странным образом извиваясь, перемещалось в сторону леса. Среди серых клубов у поверхности земли лис увидел какие-то мелькающие тени, они то показывались, то снова тонули в коричневой завесе. Вдруг впереди показался до боли знакомый силуэт, длинные ушки, согнувшиеся от потоков воздуха, светло-коричневый мех, развевающийся на ветру с большим белым пятном на груди. Чуть поодаль бежали разъярённые псы, ручные хаундорыстарика Марки, одного из здешних фермеров. Возглавляла погоню его любимица, Гекла, отличавшаяся от остальных своих собратьев скоростью, силой и жестокостью. Сам же хозяин со своими сыновьями держались вдали, стараясь не отставать. Домино моментально всё понял: его подруга в смертельной опасности. Лис стремительно бросился вперёд, на помощь.
Белогрудка ритмично и грациозно отталкивалась лапами от земли, ловко кидалась из стороны в сторону, дурача глупеньких хаундоров и оставляя их далеко позади, но Гекла была умна, чертовски быстра, сноровиста, точно улавливала каждую мысль, угадывала каждое движение. Казалось, лиса уже чувствовала обжигающее тело, леденящее душу дыхание всего в нескольких сантиметрах от себя, казалось адская псина уже вот-вот сделает решающий прыжок, размахнётся когтистой лапой и вонзится в её плоть. Белогрудка была на пределе, она с ужасом понимала, что её настигает сама смерть. Снижать скорость нельзя было ни в коем случае, но продолжать бороться за жизнь становилось сложнее с каждой секундой. Напряжённые мышцы ныли до такой степени, что она не чувствовала свои конечности, растянутые сухожилия грозились лопнуть от сильнейшей нагрузки, сердце неистово тарабанило, требуя больше кислорода, отдавая каждым ударом в голову и затуманивая рассудок. Лисица взглянула вперёд: лес даже не приблизился на значительное расстояние, до него оставалось около трёх с половиной километров.
Она почувствовала, что падает на землю, задняя правая нога подвела, лисица осту-пилась и повалилась на землю. Белогрудка на секунду подумала, что это конец, сейчас в нее вцепятся многочисленные ряды собачьих зубов, и всё утонет во мраке. Но атаки не последовало, она молниеносно поднялась и побежала дальше. Оглянувшись, она увидела величественную фигуру Домино, отливавшую серебром в лунном свете. Он с разбега пошел на таран и свалил Геклу с ног, врезавшись в неё телом на огромной скорости. Увлёкшаяся погоней собака даже не заметила его приближения, ударом её отнесло в сторону и сбило с ног.
Домино удалось выиграть время для своей подруги, но он не мог бороться даже с одним хаундором, не говоря о целой своре, которая спешила сюда и была уже в пяти-десяти метрах.
- Матерь Божья! Да это же шайнииви! – разинул от удивления рот Марти
- Гекла! Черт с той тварью! Пусть убегает! Взять его!
Серебристый лис бросился назад, в сторону спасительной чащи. Гекла, ведя за собой остальных хаундоров последовала за ним. Домино бежал, постоянно поглядывая в сторону на удаляющуюся Белогрудку и ликовал всё сильнее с каждым её шагом в безопасную строну, пока она не скрылась из виду.
Спустя несколько минут лис достиг границы своего родного леса. Конечно же, хаун-доры очень упрямые псы, они не оставят его просто так, но по крайней мере, здесь, в знакомом месте, среди густых зарослей будет проще скрыться. Гекла в своём стремле-нии настичь иви оторвалась от остальных преследователей.Домино чувствовал каждый куст, лавировал между деревьями, но могучая псина не отставала от него ни на шаг. Хаундоры обладают каким-то коллективным разумом, они ментально могут обмениваться информацией для эффективной охоты. Гекла мысленно сообщала другим псам о нахождениииви и велела им растянуться и двигаться широким фронтом, пытаясь обойти жертву по бокам и окружить.
Погоня длилась уже два часа: солнце взошло, воздух стал прогреваться. Домино мало-помалу начал выдыхаться. Скоро, кроме ставшего привычным лязганья зубов бегущей сзади Геклы, начал доноситься собачий лай справа и слева. Псы загоняли его. Домино смиренно стал готовиться к тому, что в лучшем случае его поймают и продадут, а в худшем – растерзают. Но воля к жизни заглушала такие мысли и он с новой силой рвался вперёд. Внезапно он увидел перед собой в нескольких местрах маленькую девочку с корзинкой в руке, появившуюся из-за поворота тропинки. Домино с ужасом понимал, что самому ему не спастись, так что он решил просить помощи у человека. Хоть и мать всегда говорил беречься людей, иви увидел в ней нечто необъяснимо красивое и родное. Истощённый лис бросился к ней и запрыгнул на руки. Он сжался в комок и посмотрел грустными молящими глазами на неё.
Тут же налетели псы. Они окружили девочку, крепко держащую пушистогопокемона на руках, громко лаяли, орали, рычали, но напасть всё же не решились.
- Отстаньте от него. От такой маленький, а вы такие здоровые! Как вам не стыдно?
Скоро подоспели и люди, хозяева своры.
- Девочка, отдай нам лиса. Он наш.
- Нет! Ни за что!
Сын Марти не церемонясь вырвал Домино из рук девчушки, она заплакала навзрыд, стала бить его своими маленькими кулачками.
-Не волнуйся. Мы не убийцы, а люди чести. Мы дадим ему отбежать на четыреста метров, и лишь потом пустимся за ним.
Домино отпустили и действительно дали отбежать на полкилометра. Истощённый лис понял, что хаундоров с их телепатическими способностями ни взять ни скоростью, ни выносливостью, надолго его не хватит, поэтому он решил двигаться к реке, которая могла бы смыть его запах и сбить псов со следа. Речка была в километре к северу, иви добрался туда через десять минут, таща за собой на хвостесвою постоянную спутницу, Геклу.
Домино был здесь полгода назад, тогда была ранняя осень, воды было мало, и можно было даже перебраться вплавь. Но теперь, весной, после потепления, снег обильно таял, потоки воды питали ставшую громадной реку. Перед иви раскинулась огромная, широкая синяя полоса, с мощным течением и дрейфующими огромными кусками льда.
Для страхов и размышлений не было времени, лис, не задумываясь, прыгнул на ближайший ледяной островок. Он задрожал, чуть не перевернувшись, иви, сконцен-трировался и прыгнул дальше, на соседнюю глыбу льда. Гекла, окончательно обезу-мев, последовала за ним. Хаундоры превосходны в беге на твёрдой поверхности, но на качающихся осколках среди зловещей пучины ей приходилось очень непросто. Домино, ловко двигаясь, достиг другого берега. Гекла уже готовилась сделать последний рывок, но лапа соскользнула по предательскому льду, собака потеряла равновесие и плюхнулась в морозную водную гладь. Могучие воды стали уносить её вниз, в далёких океан. На другой стороне показались остальные псы, но они не были настолько отчаянными, чтобы последовать за иви, повторяя путь Геклы. Домино скрылся в дремучем лесу.
Медленно ковыляя, прихрамывая, он с облегчением повторял про себя:
- Ждите меня. Я вернусь.

Конкурсант №24

Прослужив всю войнув схватке против армии Мьюту, капитан Алексей Алексеевич Иванов убывает из армии по демобилизации. По пути домой, на станции, долго дожидаясь поезда, он познакомился с девушкой Машей. Двое суток они едут вместе, и узнают, что когда-то получили одинаковых стартовых покемонов –Торчиков. После этого он задержался в городе, где родилась Маша,она показала ему все красивые места и дикихпокемоновобитающих только в той местности. Но пришла пора расставаться, на прощание Иванов целует Машу, запоминая навсегда, что её волосы пахнут, "как Глум".

Через день, на вокзале родного города, Иванова встречает сын Петрушка со своим Гроулитом. Мальчику уже пошел двенадцатый год, и отец не сразу узнал своего ребенка в серьезном подростке. Жена Любовь Васильевна ждала их на крыльце дома, по двору бегают Лудиколо и другие травяные покемоны, так они игрались с маленькой Настей – сестрой Петрушки. Иванов, увидев свою жену, крепко обнялеё, чувствуя забытое и знакомое тепло любимого человека. Дочь, не помня отца,стала громко реветь, Лудиколо пытался её успокоить, но все попытки были напрасны. Петрушка одергивает ее: "Это отец наш, он нам родня!" Настька успокоилась и побежала домой.
Семья начала готовить праздничное угощение. Всеми командует Петрушка - Иванов удивился, какой взрослый и по-стариковски мудрый у него сын. Но ему больше понравилась маленькая кроткая Настя. Иванов спросил жену, как они здесь жили без него, но Любовь Васильевна стесняется мужа, как невеста: она отвыкла от него. Иванов со стыдом чувствует, что ему что-то мешает всем сердцем радоваться возвращению, - после долгих лет разлуки он не может сразу понять даже самых родных людей. Отвлекла его от этой мысли упавшая со стола Глум, Алексей сразу подумал о Маше, с которой он познакомился на вокзале, как вдруг, он вспомнил о своём старом приятеле – Дирлинге, которого он назвал: «Следок», из-за его рисунка на теле. Он хотел пойти искать его, но тут Петрушка позвал всех к столу.

Семья села за стол. Отец видит, что дети едят мало, но на предложение поесть ещё, сын объясняет: "А я хочу, чтоб вам больше досталось", - родители, содрогнувшись, пригляделись. Настя прячет кусок пирога - "для Следка", а Петрушка ударив локтём шёпотом говорит: «Ты чего? Его же больше нет». Иванов услышав разговоры детей, переменился в лице.

Вечером после ужина, когда дети легли спать, Иванов выпытывает у жены подробности пропажи Дерлинга. Петрушка подслушивает, ему стало жалко мать. Этот разговор мучителен для обоих - Иванов боится подтверждения своих подозрений в смерти Следка, но Жена откровенно призналась, что в голодное время продала его одному торговцу. Только потом она поняла важность своей ошибки. Она поняла, что Следок для мужа был единственным другом, а теперь он потерял его навсегда. "Без тебя мне некуда деться, нельзя спасти себя для детей... Живи с нами, Алеша, нам хорошо будет!" - говорит Любовь Васильевна. Петрушка слышит, как отец стонет и с хрустом раздавливает стекло лампы. "В сердце ты ранила, не думал, что ты способна продать друга, а меня, меня ты тоже продать можешь?!..." Иванов стал собирать вещи. Петрушка начал выговаривать ему все про их тяжелую жизнь без него, как мать его ждала, голодали, мёрзли, но ждали. Отец сердится на него: "Да ты еще не понимаешь ничего!" - "Ты сам не понимаешь. У нас дело есть, жить надо, а вы ругаетесь, как глупые какие..." Всю ночь Иванов вспоминал, как он прощался со Следком, как всю войну он переживал о нем и семье.

Утром он ушёл на вокзал, выпивает и садится на поезд, чтобы ехать к Маше, у которой волосы пахнут как Глум. Дома Петрушка, проснувшись, видит одну только Настю - мать ушла на работу. Расспросив Настю, как уходил отец, он на минуту задумался, одел сестру и вместе они побежали за отцом.

Иванов стоит в тамбуре поезда, который проезжает недалеко от его дома. У переезда он увидел фигурки детей - тот, кто побольше, тащит быстро за собой меньшего, не успевающего перебирать ножками. Иванов уже понял, это - его дети. Они далеко позади, и Петрушка по-прежнему волочит за собой не поспевающую Настю. Иванов кидает вещевой мешок на землю, спускается на нижнюю ступень вагона и сходит с поезда прошептав: Дорогой Следок, я всегда буду помнить о тебе»

Конкурсант №25
Готита

Готита, блеск очей моих, острота моих лезвий. Грех мой, душа моя.
Она была Го, просто Го, по утрам, когда натягивала свои банты. Она была Готти в школе. Но для меня она всегда была Готита.
А были ли у нее предшественницы? Конечно, были. Больше скажу: и Готиты бы не было никакой, если бы я не полюбил однажды ту самую, первоначальную покемошку. Но обо всем по порядку.
Я родился в ХХХХ году, в Голденроде. Отец мой был добродушным человеком, торговцем различными товарами и хозяином покецентра в фешенебельном районе города. Мать моя пропала во время прогулки в лесу, когда мне было 3 года. Ходили слухи, что ее поймали люди, именующие себя «тренерами», и заставили работать на себя.
Я рос счастливым, обеспеченным ребенком в мире, где каждый меня любил и баловал. Я учился в городской школе, получал там хорошие отметки и прекрасно ладил с окружающими. До тринадцати лет (до моей встречи с Мелоэттой) у меня было всего два переживания полового порядка: теоретический, но не очень пристойный разговор в саду школы с Тимбурром, а также довольно интересный отклик со стороны моего организма на откровенные снимки молоденькой Гардевуар в случайно найденном в библиотеке альбоме. Позднее отец дал мне необходимые по его мнению сведения этого рода, однако именно летом того года он отсутствовал, так что мне не с кем было посоветоваться.
Мелоэтта была обаятельной девочкой на несколько месяцев моложе меня. Ее родители были очень щепетильными в вопросах приличий. Поначалу мы играли на пляже друг с другом, разговаривали ни о чем и делились своими интересами. Она хотела стать знаменитой певицей, я же грезил карьерой военного.
Внезапно мы обнаружили, что бесконечно влюблены друг в друга, бесстыдно и мучительно; наше обоюдное желание владеть друг дружкой могло быть удовлетворено только если бы каждый из нас впитал каждую частицу души и тела другого. Однако мы не могли найти ни единого места, в котором могли бы совокупится, как без труда находят бездомные покемошки.После одного неудавшегося свидания (о котором я расскажу немного позже) все наши отношения стали лишь тенью: мы могли только лежать рядом, в оживленной части пляжа, под неустанным зрительным и слуховым контролем взрослых. Там, на мягком песке, мы отчаянно пользовались каждым моментом, каждой брешью во времени и пространстве, чтобы почувствовать прикосновение друг дружки: ее рука, осторожно продвигалась сквозь песок, переставляя свои загорелые пальцы, а со временем и ее колено отправлялось в это опасное путешествие. Иногда случайныепесчаные валы, сооруженные другими покемошками, дарили нам секунды столь желаемой близости. Редкость этих моментов счастья доводила нас до такой степени раздражения, что даже холодная вода, в которой мы продолжали наши неловкие попытки, не могла остудить нашего пыла.
Перед концом нашего лета мы отчаянно предприняли еще одну попытку обмануть судьбу. Под каким-то крайне прозрачным предлогом (это не имело никакого значения, другого шанса у нас не было) мы уединились на пляже, и там, в тени скал, мы наскоро обменялись жадными ласками. Я уже был готов овладеть моей душенькой, но внезапно вышедшие из воды Соук и Тро, кричавшие неприличные возгласы одобрения, прервали нашу идиллию, а через четыре месяца она умерла от покеруса на Оранжевых островах.
Снова и снова я предаюсь этим воспоминаниям и думаю: а не оттуда ли, из того лета, пошла трещина через всю мою жизнь? Или, может быть, мое внезапное увлечение этой маленькой покемошкой уже тогда было признаком моей извращенности? Каждый раз я все так же безрезультатно пытаюсь разобраться в хитросплетениях моих желаний. В одном я уверен точно: моя Готита началась именно с Мелоэтты.
Знал я также и то, что именно смерть Мелоэтты закрепила неудовлетворенность того безумного лета и стала причиной невозможности всякой другой любви во время моей холодной юности. Духовное и телесное сливалось в нашей любви в такой совершенной мере, какая и не снилась нынешним на все просто смотрящим подросткам с их нехитрыми чувствами и штампованными мозгами. Еще долго после ее смерти я чувствовал, как ее пение протекает сквозь меня потоками ее ушедшей души.Мне безумно нравилось, как она пела, ее голос доставлял мне неимоверное удовольствие, в каждом звуке я чувствовал ее неугасимую любовь ко мне. О, Готита, если бы ты меня любила так!
Я приберег к концу своего рассказа о Мелоэтте подробности нашего первого свидания. Однажды поздно вечером ей удалось перехитрить вечно бдящих родителей. В рощице позади виллы мы нашли себе место на старых развалинах. Ее стройный стан, плохо скрываемый прозрачным, колышущимся на легком летнем ветерке, платьицем, серебрился под освещающей нас луной – единственной невольной свидетельницей нашей близости. Она вздрагивала и подергивалась, пока я целовал ее мочки ушей, плавно переходя к губам. Ее ноги, ее прекрасные ноги, были не слишком тесно сжаты, и в момент, когда моя рука нашла то, что искала, выражение томной мечтательности появилось на ее детском лице. В своей одинокой неге она то тянулась к моим губам, давая мне питаться ее устами, то откидывалась назад, неловко сжимая коленями мою кисть, между тем как я, готовый подарить ей всего себя, давал ей держать в ее детском кулачке скипетр моей страсти. Чаша моих чувств наполнилась до краев, но им не суждено было перелиться. Внезапный звук в соседних кустах заставил нас болезненно содрогнуться, застыв в неведении. В этот же момент со стороны дома раздался голос ее матери, зовущий дочь, и ее дядя тяжело прохромал в сад. Но эта роща, ветерок, луна и моя мука навсегда остались со мной, а эта покемошка с прелестным голосом и стройными, белыми ножками, будет преследовать меня еще 24 года, пока я не воскрешу ее в другой.

Продолжение следует

Конкурсант №26
Новое платье Дариана
В мире Pokemon живет король по имени Дариан. И любил он всяческие наряды. И к солдатам своим выходит, и в театр выезжает либо в лес на прогулку не иначе как затем, чтобы только в новом наряде щегольнуть. И приключилось с ним однажды такое.
Мир, в котором живет король - большой и бойкий, что ни день появлялись новые тренеры покемонов, и как-то раз заехали двое обманщиков – Фосса и Кенсей. Они сказались ткачами и заявили, что могут выткать замечательную ткань, из шелковых нитей Катерпи, лучше которой и помыслить нельзя. И расцветкой-то она необыкновенно хороша, и узором, да и к тому же платье, сшитое из этой ткани, обладает чудесным свойством становиться невидимым для всякого человека, который не на своем месте сидит или непроходимо глуп.
"Вот было бы замечательное платье! - подумал Дариан. - Надел такое платье - и сразу видать, кто в твоем королевстве не на своем месте сидит. А еще я смогу отличать умных от глупых! Да, пусть мне поскорее соткут такую ткань!"
И он дал обманщикам много денег, чтобы они немедля приступили к работе.
Обманщики поставили два ткацких станка и ну показывать, будто работают, а у самих на станках ровнехонько ничего нет. Не церемонясь, потребовали они множество нужных покемонов и чистейшего золота. Забрали все и работали на пустых станках сутки напролет.
"Хорошо бы посмотреть, как подвигается дело!" - подумал Дариан, но таково-то смутно стало у него на душе, когда он вспомнил, что глупец или тот, кто не годится для своего места, не увидит ткани. И хотя верил он, что за себя-то ему нечего бояться, все же рассудил, что лучше послать на разведки кого-нибудь еще. - Пошлю к ткачам Хитча - своего честного старого министра! - решил Дариан. - Уж кому-кому, как не ему рассмотреть ткань, ведь он умен и как никто лучше подходит к своему месту!"
И вот пошел Хитч в зал, где два обманщика на пустых станках работали.
"Господи помилуй! - подумал он, да так и глаза растаращил. - Ведь я ничего-таки не вижу!"
Но вслух он этого не сказал.
А тренеры-обманщики приглашают его подойти поближе, спрашивают, веселы ли краски, хороши ли узоры, и при этом все указывают на пустые станки, а бедняга как ни таращил глаза, все равно ничего не увидел, потому что и видеть-то было нечего.
"Господи боже! - думал министр. - Неужели я глупец? Вот уж никогда не думал! Только чтоб никто не узнал! Неужели я не гожусь для своего места? Нет, никак нельзя признаваться, что я не вижу ткани!"
- Что ж вы ничего не скажете? - спросил Кенсей.
- О, это очень мило! Совершенно очаровательно! - сказал Хитч, глядя сквозь очки. - Какой узор, какие краски! Да, да, я доложу Его высочайшему величеству, что мне чрезвычайно нравится!
- Ну что ж, мы рады, что смогли угодить! – промолвила Фосса и ну называть краски, объяснять редкостные узоры. Министр слушал и запоминал, чтобы в точности все доложить королю.
Так он и сделал.
А обманщики потребовали еще денег, шелка Катерпи и золота: дескать, все это нужно им для тканья. Но все это они опять прикарманили, на ткань не пошло ни нитки, а сами по-прежнему продолжали ткать на пустых станках.
Скоро послал король свою ближайшую советницу - Тигресс, посмотреть, как идет дело, скоро ли будет готова ткань. И с ней сталось то же, что и с Хитчем: она все смотрела, смотрела, но так ничего и не высмотрела, потому что, кроме пустых станков, ничего и не было.
- Ну как? Правда, хороша ткань? - спрашивают обманщики и ну объяснять-показывать великолепный узор, которого и в помине не было.
"Я не глупа! – подумала Тигра. - Так, стало быть, не подхожу к доброму месту, на котором сижу? Странно! Во всяком случае, нельзя и виду подавать!"
И она стала расхваливать ткань, которой не видела, и выразила свое восхищение прекрасной расцветкой и замечательным узором.
- О да, это совершенно очаровательно! - доложила советница королю.
И вот уже все тренеры, находящиеся в мире Pokemon, заговорили о том, какую великолепную ткань соткали ткачи.
А тут и сам король надумал посмотреть на нее, пока она еще не снята со станка.
- Великолепно! Не правда ли? - сказали оба ближайших помощника. - Соизволите видеть, ваше величество, какой узор, какие краски!
И они указали на пустой станок, так как думали, что другие-то уж непременно увидят ткань.
"Что такое? - подумал король. - Я ничего не вижу! Это ужасно. Неужто я глуп? Или не гожусь в короли? Хуже не придумаешь! "
- О, это очень красиво! - сказал Дариан. - Даю свое высочайшее одобрение!
Он довольно кивал и рассматривал пустые станки, не желая признаться, что ничего не видит. И вся его приближенные глядели, глядели и тоже видели не больше всех прочих, но говорили вслед за королем: "О, это очень красиво!" - и советовали ему сшить из новой великолепной ткани наряд к предстоящему торжественному шествию. "Это великолепно! Чудесно! Превосходно!" - только и слышалось со всех сторон. Все были в совершенном восторге.
Король пожаловал каждому из обманщиков почетный Ордер Голденрода в петлицу и удостоил их звания придворных ткачей.
Всю ночь накануне торжества просидели обманщики за шитьем и сожгли больше шестнадцати свечей. Всем видно было, что они очень торопятся управиться в срок с новым нарядом короля. Они делали вид, будто снимают ткань со станков, они резали воздух большими ножницами, они шили иглой без нитки и наконец сказали:
- Ну вот, наряд и готов!
Король вошел к ним со своими самыми знатными придворными, и обманщики, высоко поднимая руку, как будто держали в ней что-то, говорили:
- Вот панталоны! Вот камзол! Вот мантия! - И так далее. - Все легкое, как паутинка! Впору подумать, будто на теле и нет ничего, но в этом-то и вся хитрость!
- Да, да! - говорили придворные, хотя они ровно ничего не видели, потому что и видеть-то было нечего.
- А теперь, Ваше королевское величество, не соблаговолите ли снять ваше платье? – сказал Кенсей.
- Мы, сию же минуту, облачим Вас в новый наряд! – проворковала Фосса.
Дариан разделся, и обманщики сделали вид, будто надевают на него одну часть новой одежды за другой. Они обхватили его за талию и сделали вид, будто прикрепляют что-то - это был шлейф, и король закрутился-завертелся перед зеркалом.
- Ах, как идет! Ах, как дивно сидит! - в голос говорили приближенные. - Какой узор, какие краски! Слов нет, роскошное платье!
- Вот и все! Я готов, - сказал король. - Хорошо ли сидит платье?
И он еще раз повернулся перед зеркалом, ведь надо было показать, что он внимательно рассматривает наряд.
Камергеры, которым полагалось нести шлейф, пошарили руками по полу и притворились, будто приподнимают шлейф, а затем пошли с вытянутыми руками - они не смели и виду подать, что нести-то нечего.
Так и пошел Дариан во главе своей свиты тренеров под роскошным балдахином, и все покетренеры на улице и в окнах говорили:
- Ах, новый наряд короля бесподобен! А шлейф-то, какой красивый! А камзол-то как чудно сидит!
Ни один человек не хотел признаться, что он ничего не видит, ведь это означало бы, что он глуп. Ни одно платье короля не вызывало еще такого восторга.
- Да ведь он голый! - сказал вдруг какой-то новичок.
- О, Боги! Люди, послушайте-ка, что говорит новенький! - сказал более опытный тренер.
И все стали шепотом передавать друг другу слова новичка.
- Он голый! Вот новенький говорит, что он голый!
- Он голый! - закричал наконец весь народ.
И Дариану стало не по себе: ему казалось, что люди правы, но он успокаивал себя: "Надо же выдержать процессию до конца".
И он выступал еще величавее, а камергеры шли за ним, неся шлейф, которого не было.